Недавно приобрел две книги, посвященные М. Булгакову. Первая увидела свет еще в прошлом году, вторая – только что. По жанру абсолютно различны и впечатление производят диаметрально противоположное. Поэтому об одной придется говорить долго, а про другую достаточно будет нескольких фраз.
Сначала – о вышедшем в 2011 году в издательстве «Просвещение» (!) учебном (!!) издании: Михайлов О. Н. М. А. Булгаков. Судьба и творчество.
Автор ставит «скромную задачу»: «написать простую и добрую книгу о Булгакове, свободную от позднейших наслоений и далеко не всегда полезного выискивания источников» (стр. 5). Кто на ком наслаивался и кто что выискивал – одному богу известно.
Не знаю, как насчет скромности задач, а неспособность выражать мысль начинаешь подозревать с первых же фраз: «В этой книге автор стремился поведать – при поддержке мемуарной и булгаковедческой литературы – о жизни и творчестве великого русского писателя, явившегося к нам как бы с некоторым запозданием. В итоге это пошло на пользу читателю, осознавшему современность и своевременность появления крупнейшего в XX веке художника и творца…» (5). А на обороте обложки бросается в глаза рекламный текст, завершающийся, опять-таки, словами: «Это простая и добрая книга. Познакомьтесь с ней!» Увы, простота, как утверждает русский народ, бывает разная, и «простая книга» – комплимент сомнительный. Особенно если обратить внимание на подпись под призывом: «М. Булгаков». Да-да, прямо-таки воспроизведен факсимильный автограф писателя. Сам Булгаков рекламирует Михайлова...
Что ж, для начала проследим за тем, как простой, добрый, да и скромный автор излагает свои мысли. Привожу цитаты списком; стиль, орфография и пунктуация везде сохранены.
«…Сегодня творчество Булгакова обрело свою вторую и уже очень долгую жизнь – жизнь классика» (7).
«Проза и драматургия этого русского писателя, наследовавшего гоголевские, щедринские и чеховские традиции через голову Серебряного века символистов…» (7).
О рассказе «Полотенце с петухом»: «…у “цветущей” женщины, попавшей в мялку <…> необходимо было срочно отнять ногу» (7). Вообще-то, героиня рассказа – незамужняя юная девушка, а отнюдь не цветущая женщина; но будь она и впрямь цветущей – почему в кавычках?
В «Записках покойника» «легко расшифровываются псевдонимы писателей, режиссеров, артистов, реставрируются события литературной жизни той поры…» (9). Увы, добрый автор (вкупе с добрыми редакторами) перепутал псевдоним с прототипом, а реставрацию – с реконструкцией.
«Личность Михаила Афанасьевича Булгакова уходила корнями в глубь духовного, религиозного знания, теряясь в недрах истории» (10).
По поводу этимологии фамилии «Булгаков»: «Но всё это, понятно, давно уже кануло в Лету и имеет историческое, но немаловажное значение» (10). Неплохое упражнение на поиск логических ошибок.
«Булгаков как со стороны отца, так и со стороны матери происходил из священнического рода, что является уникальным для такого крупного писателя. Вообще для духовного сословия было естественным заключение браков именно из своей среды» (11).
«…Вопрос веры и безверия станет принципиально важным для поколения Булгакова и его жизненной и творческой голгофы» (11).
«…Вот качества Покровского дома, разветвившегося от Карачёва по всем концам России…» (13). С «Карачёвым» автора, похоже, кто-то обманул: он постоянно пишет этот топоним через «ё», хотя на самом деле ударение падает на второй слог.
«Булгаковы и Покровские и явили нам того, кто прославил русскую литературу с необыкновенной силой таланта. Поэтому понятно, какую огромную роль в становлении характера Михаила Афанасьевича сыграли его родители» (13).
«Лето проходило на даче, причем отец разрешал детям бегать босиком, и они ни в чем не стесняли себя» (15).
«Кончина Афанасия Ивановича в расцвете лет, не осуществив свои новые планы, а главное – оставленные семеро детей и почти не знавшая работы жена (да и какая тут работа, когда “семеро с ложкой…”) казалась катастрофой» (15).
«Можно было бы, конечно, пересказать всё происходившее в семье Булгаковых своими словами» (16).
«…Булгаков неплохо музицировал на фортепьяно…» (19).
«Отсюда новый штрих – к дьяволу Воланду и прекрасной Маргарите» (19).
«“Саардамский плотник” – повесть для детей Петра Фурмана» (21).
«Существует расхожее понятие, которое выражено кратко и просто: смена поколений» (23).
«Препарировал жуков, мариновал ужей и особенно увлекался энтомологией…» (23). Интересно: к какому разделу зоологии относит автор манипуляции с жуками?
«…В его окружении главенствуют глумящиеся над церковью талантливые голоса – от Бабеля до Ильфа и Петрова» (26).
«Нет, он не придет к истинному православию, но подпитка души, зов предков – всё это образует сложный конгломерат, вносит совершенно новые краски в состав его души» (26).
«В этом, как всегда у Булгакова, была и искренность, и еще некоторая подкраска игры, юмора» (28).
О первой жене: «Татьяна Николаевна в своей замужней жизни знала Михаила Афанасьевича очень хорошо…» (29).
«Михаил “вгрызался” в литературу по медицине, а ей [жене] давал французские романы и приключения» (30).
«Утихли и развлечения в булгаковском “веселом доме”» (30). Интересно: понимает ли добрый автор смысл закавыченного им словосочетания?
«Наконец у Михаила подошла учеба к концу» (30).
«Мужицкая уездная Россия явила ему изнанку прежней жизни» (32).
«…Оставалось одно избавление – работа и книги» (32).
«Здесь явственно обнажается дистанция от воспоминаний верной, готовой в огонь и в воду ради любви к мужу Татьяны Николаевны и теми впечатлениями, которые легли в основу будущей книги рассказов…» (32).
«Конечно, герой и их автор не одно и то же лицо» (32).
«…Булгаков уменьшает возраст героя, 23-летнего выпускника медицинского факультета (присланного, кстати, из Москвы), хотя и подчеркивается его полное незнание практики, первое общение с больными, к тому же вовсе не городскими интеллигентами (что еще более осложняет его положение) – неграмотными мужиками, бабами, детьми» (32–33).
«И вот наш герой <…> остаётся один на один с той мужицкой бездной, где происходят самые различные несчастья – от перелома бедра до сифилиса» (33).
«Женской тени Татьяны Николаевны здесь не существует» (33).
«И здесь невольно вспоминается гениальный Чехов с его глубоко запрятанной, потаенной любовью к человеку, которая лишь молекулярно, лишь подспудно проступает в тексте, делая его писателем глубоко религиозным» (33).
«Чеховская интонация не проходит сквозь эти рассказы Булгакова, но как бы касается их своим светящимся крылом» (33).
«И снова, и снова страдания врача, соизмеримые, а порою превосходящие страдания больного» (34).
Герои повестей Булгакова – «дипломированные профессора» (35). Судя по всему, случаются и профессора самодеятельные…
«…Узкая, но живая связующая нить» (37).
О брате писателя: «Иван не окончил гимназию из-за событий Октябрьской революции, но очень скоро мы увидим его у пулемета» (39).
«А политическая круговерть славного Киева продолжала раскручиваться» (39).
«Об этом в живых, даже резко приподнятых романтических тонах поведал Булгаков в романе и пьесе» (43).
«Каждая военная власть всегда остро нуждалась в докторах, врачах» (43).
«…Михаил Афанасьевич под петлюровским прицелом вырывается из их [петлюровцев же] стаи» (45).
«Да, это была Гражданская война, пожалуй, худшая из войн. Ибо обе стороны не имели монополию на правду» (45).
«…Между стремлением эмигрировать или отдаться изящной словесности волею судьбы или случая встает <…> тиф» (47–48).
Булгаков «утверждает об этой преемственности от автора “Войны и мира” в письме советскому правительству» (53).
«О дальнейшей своей творческой деятельности сам Булгаков с яркостью <…> сообщает в большом письме…» (58).
«…Недовольство собой, своими уже классическими произведениями будет мучить и терзать Булгакова всю жизнь» (60).
Среди мест работы писателя в 1922 г. названа «служба в научно-техническом комитете (при ВВС)» (65). Видимо, учащиеся должны сделать вывод, что Булгаков подвизался в Би-Би-Си (кстати, эта компания основана именно в 1922 г.).
В эпоху нэпа «наша бедная интеллигенция постепенно выходит из глубокой тени» (66).
Газета «Накануне» «явилась некоторой отдушиной в ужесточающемся цензурном режиме метрополии» (67). Надо ли понимать так, что у СССР были колонии?
«Сотканная из кричащих противоречий фигура замечательного писателя А. Н. Толстого…» (67).
Толстой стал «близким, пусть и старшим, приятелем Булгакова…» (67).
Герой «Дьяволиады» «совершенно запутался в двух соснах, то бишь в чиновниках-однофамильцах Кальсонеров» (75).
«Страдания мечущегося по Москве Короткова в поисках “своего” Кальсонера <…> возвращают нас к фантомальному состоянию морфиниста» (75).
«Касается это и его мировоззрения, пережившего известную эволюцию и значительно поколебавшего прежние монархические устои» (81).
«…Мир нагого товарища Антонова Семена Ивановича, посетившего переданное народу богатство в полной целости и сохранности, подчеркнуто беден. Здесь нет и не может быть ни творения Растрелли, ни творения Пушкина, а есть только склеенное сургучом пенсне да ремень с бляхой “1-е реальное училище”, да и то взятое взаймы у старого мира» (81).
«…Противостояние маленького, но очень ёмкого по содержанию рассказа с “завещательным” романом Булгакова» (83).
Персонаж «Роковых яиц» Рокк – «можно сказать, “отставной козы барабанщик“, то есть флейтист» (85).
«…“Курикум вите” (в пер. с лат. жизнеописание)» (85). Название первой главы «Роковых яиц» – «Куррикулюм витэ профессора Персикова».
«У повестей “Роковые яйца” и “Собачье сердце” мы найдем некие точки соприкосновения» (85).
«Преображенскому <…> грозит резкое сокращение необходимой для науки квартиры» (86).
«…Бронский <…> выдает на-гора кучу материалов о гениальном красном луче, вплоть до вещания по Москве через радиорупоры» (88).
«Это, конечно, камешек в огород Валентину Петровичу Катаеву» (88).
«Молодой чекист-практик интересуется тем, что не вызовет ли открытие Персикова мировой переворот в животноводстве» (88).
«Рокк обязан прославить подвиг профессора в имении совхоза…» (89).
«Из Англии и Германии были присланы яйца, которые из-за путаницы были не куриными, а яйцами допотопных животных…» (89). Что такое «допотопные животные», интересно? У Булгакова-то речь идет о змеях, крокодилах и страусах.
«…Неизвестно, какие существа из семейства фазановых появятся после облучения на свет Божий» (89).
«…С жестким указанием “сверху” Рокк неумолим» (89).
О Рокке: «…Умудренные опытом крестьяне, опережая события, говорят о нем, что он антихрист. Уборщица Дуня добавляет: «Говорят, что ваши яйца дьявольские”. Так, [пунктуация авторско-редакторско-корректорская] народ-провидец приоткрывает занавес страшной драмы» (89).
Приводится «описание встречи Рокка с вылупившимся гигантским ящером»:«Змея на глазах Рокка…» (90). Похоже, автор считает змей ящерами.
«…Все подступы к Москве уже подверглись прожорливому аппетиту суперанаконды» (90).
«Вести об этом настигают и Москву» (90). Может, достигают Москвы?
О повести «Роковые яйца»: «…рассказ ведется с 1927 года…» (90). Если кто не понял – объясню: это означает, что действие происходит в 1928 году.
«…Пока еще далеко до официального наката на произведения Булгакова…» (91).
«Когда-то Елена Сергеевна попросила меня сделать выписки из писем Горького и его адресатов, касающиеся Булгакова, из архива, носящего имя нашего классика. Там я обнаружил немало таких писем, в том числе и относящихся к повести “Роковые яйца”. Хочу привести отрывки из них и других авторов» (91). Слава богу, отрывки из авторов не представлены.
«…Проницательный Вересаев (не говоря уже о Горьком) предвидел “невозможность печататься” Булгакову. Это отразилось почти мгновенно: другая, еще более громкая по замыслу и выполнению, вослед “Роковым яйцам”, повесть “Собачье сердце” была отвергнута на всех уровнях, вплоть до члена Политбюро Л. Б. Каменева (Розенфельда)» (94).
«…Уникальный отзыв агента ГПУ, подробно (и очень точно) разобравшем повесть “Собачье сердце” и указавшего причины, почему ее ни в коем случае нельзя публиковать» (94).
«…Шарик не издох, но, получив гипофиз и семенные железы пролетария Чугункина, профессор привил ему все пороки покойного…» (100).
«…Автор обнажил всю поднаготную разрушительной революции…» (104). Ну да: раз обнажил – значит, поднаготная. Редактор с корректором придерживаются такого же мнения.
А это якобы цитата из книги композитора Свиридова (не проверял, но сильно сомневаюсь, что он писал такую ахинею): «Жизнь, как царство Швондеров, которые сидят в каждом углу, в каждой ячейке жизни, в каждой щели, начиная от верховной государственной власти до конторы жилуправления, чудовищное изобретение профессора Преображенского» (105).
«…Многогранное творчество Михаила Булгакова, естественно, не замыкалось в рамках сатиры и юмора. Одновременно он создает героико-патриотический роман “Белая гвардия”…» (105); «…неизменным оставалось главное: глубоко патриотическое и духовно-православные начала, проникающие во все поры этого самого любимого, по словам Булгакова, произведения» (107). Оставляю «поры романа» на совести доброго автора. Что касается «любимого произведения» – если кто-нибудь не знает, Булгаков охарактеризовал так «Белую гвардию» в 1924 году, когда еще не были созданы ни его главные пьесы, ни «Собачье сердце», ни «Мастер и Маргарита».
«…Киев <…> захлебывался от чудовищного наплыва бежавшими от большевиков обывателями, до предела уплотняя городские квартиры» (110).
«…Посещение Николки семьи полковника Най-Турса…» (119). Помимо прочего – классический случай «нанизывания» родительных падежей.
«Хотелось бы, чтобы читатель сам прочел эти и предшествуемые им страницы…» (119).
Всё! Нет больше моих сил. Это были выписки из половины книги. Страдающие извращенной любознательностью могут заплатить 400 (дешевле вряд ли) рублей и читать дальше самостоятельно.
Поговорим теперь о содержательной стороне.
Не меньше стиля поражает то, что в учебной книге встречается множество, говоря словами булгаковского героя, «случаев так называемого вранья». Чего тут больше – дилетантизма или пофигизма, не знаю; но результат налицо. Опять-таки привожу примеры.
1. При жизни Булгаков якобы «увидел напечатанной лишь книжицу рассказов “Записки врача” толщиной в палец и похожую на брошюру» (6). Во-первых, цикл его рассказов называется «Записки юного врача». Во-вторых, «книжицы» такой не было – попросту не существовало в природе. В-третьих, вообразим-ка «брошюру толщиной в палец». Не поленился – сравнил книжку О. Михайлова со своим собственным (ей-богу, весьма средним) указательным; оказалось, она ровно такой же толщины. 224 страницы, да в переплете – ничего себе «брошюрка»!
Итак, мифическая книжица провозглашена единственной. Тем не менее, через несколько десятков страниц добрый автор пишет про «Роковые яйца»: «Повесть эта дала заглавие прижизненному сборнику прозы Булгакова (вышли два издания)» (91). Увы, это тоже враньё: дважды (1925 и 1926) изданный сборник назывался «Дьяволиада».
2. Сообщено, что произведения Булгакова либо не печатались, либо «останавливались на стадии вёрстки» (6). Хотелось бы, чтобы О. Михайлов назвал хоть одну такую «вёрстку» (но подозреваю, что не сумеет).
3. Автор книги о Булгакове плохо знает заглавия его произведений. Например, упомянута пьеса «Последние дни» (6, 202) – но такое название носил мхатовский спектакль, вышедший уже после смерти Булгакова, и к нему писатель не имел никакого отношения. Неплохо смотрится рассказ «Крещение с поворотом» (34) – у Булгакова «Крещение поворотом». Вдохновляет пьеса «Иван Васильевич меняет профессию» (155) – тут явно подвел кинематограф; хотя вообще-то можно было бы заглянуть в книжку и узнать, что комедия называется «Иван Васильевич». А забавнее всего – «Полоумный Мурден» (192) вместо «Журден»; привет дуплетом Булгакову и Мольеру. Кстати, есть проблемы и с названиями книг других авторов: допустим, повесть Л. Леонова именуется «Записками Ковякина» (135), между тем, первое слово в ее длинном заглавии – «Записи».
4. Перепутаны жанры. Например, «Записки юного врача» загадочно названы «рассказами-очерками» (7), хотя очерками не являются ни в малой мере (просто О. Михайлов не в курсе). «Записки на манжетах» тоже «очерки» (48) – однако это повесть, стилизованная под мемуарный текст. Опять-таки, досталось и другим авторам: так, восьмистраничный рассказ А. Грина «Сердце пустыни» назван «повестью» (135).
5. Вот примеры ошибок в цитатах и фабульной фактуре.
В «Собачьем сердце» якобы имеет место «операция по очеловечению Шарика» (98). Враньё: цель операции Преображенского – исследование функций желёз внутренней секреции.
Персонаж «Белой гвардии» назван Козырем-Ляшко (113 и дал.) – между тем, вторую часть этой фамилии Булгаков пишет через букву «е». Шервинский – адъютант в штабе князя «Белокурова» (120), но в романе фамилия князя – Белоруков. Якобы цитата из «Белой гвардии»: «Гетманская оперетка – это глупая и пошла оперетка» (120), – в оригинале выглядит так: «Гетманское министерство – это глупая и пошлая оперетка…» Героиню «Записок покойника» (впрочем, этого названия добрый автор не знает и пишет по старинке «Театральный роман») зовут якобы Людмила Сильверстовна Пряхина (139); между тем, у Булгакова ее отчество – Сильвестровна. А фамилия финдиректора Варьете в «Мастере и Маргарите», оказывается… Корсаков (215); ну, ясное дело – давно не читал, оттого и перепутал: где Римский, там и Корсаков.
Весьма эффектна «цитата» из стихотворения В. Брюсова (84, 89). Два раза она приводится – и оба раза с ошибками, причем с разными. Знаете почему? Потому что списана (могу даже сказать откуда).
Венцом филологических изысков предстает пассаж, где О. Михайлов утверждает, что Наталья Николаевна была равнодушна к Пушкину как поэту и мужу, приводя в доказательство – целиком! – стихотворение «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем…» (200). Хочется задать вопрос всей редакции литературы издательства «Просвещение»: господа, вы уверены, что описание полового акта, пусть даже созданное гениальным поэтом, целесообразно помещать в книге для учащихся? А в связи с этим – еще один: какое возрастное ограничение предполагает данная книга в соответствии с новой редакцией Федерального закона «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию»? Похоже, она должна быть разрешена только для школьников 18+ (впрочем, оно и к лучшему).
6. А вот – случаи искажения реальных фактов.
Сообщается, что Булгаков являлся «убежденным противником женского образования» (30). Данная фраза (как и целый ряд других) списана у А. Варламова, который в своем сочинении «Михаил Булгаков» (М., 2008. С. 61) исказил суждение племянницы писателя: «…не был сторонником женского образования» (Земская Е. А. Михаил Булгаков и его родные. М., 2004. С. 85). Чувствуете разницу?
На с. 32 заявлено, что доктору Булгакову в Никольском не хватало инструментов и медикаментов, а на с. 33 – всё наоборот: и инструментарий прекрасный, и аптека отличная. Чему верить?
Булгаков заразился, «отсасывая через трубку дифтеритные палочки» (35). Может, всё-таки пленки? Палочки-то мелковаты будут...
В Киеве он якобы открыл «частную лечебницу» (39). А это, напротив, больно жирно: у Булгакова был частный кабинет, да и то нижние жильцы скандалили.
Кстати о жильцах. Автор книги заявляет, будто домовладелец и сосед Булгаковых в Киеве архитектор Василий Павлович Листовничий, расстрелянный красными, «по сути типичный обыватель и трус» (44). Откуда взял? Хотелось бы услышать аргументы; только вряд ли мы их дождемся…
Во Владикавказе «белые бросили Булгакова на произвол судьбы» (48). Интересно: а что они должны были делать с человеком в последнем градусе тифа?
Пьеса «Сыновья муллы» якобы написана «в соавторстве с безымянным ингушем (или дагестанцем)» (51). Но это только для О. Михайлова соавтор безымянен. Звали его Туаджин Пейзулаев, по профессии являлся он юристом, а по национальности кумыком, родился в Дагестане в селении Аксай, и всё это известно давным-давно.
Утверждается, что настоящее имя писателя Юрия Слезкина было Евгений Осипович Пяткин (52). Умри, Денис, лучше не напишешь. Ну-ка, напряжёмся и вспомним: а как звали сатириконца Евг. Венского?
Во Владикавказе Слезкин стал заведующим подотделом – «завподоском» (54). Но в булгаковских «Записках на манжетах» стоит слово «завподиск»: заведующий подотделом искусств. Впрочем, «завподоск» тоже неплохо – как бы главный по доскам, столяр-интеллигент…
Роман Слезкина «Столовая гора» якобы сперва вышел в 1922 году на английском языке, а в Москве напечатан в 1924-м (60). Про английский – чистое враньё; на русском же книга увидела свет в 1925 году, причем под названием «Девушка с гор».
В Москве Булгаков получил комнату «где-то в районе Садовой» (65). По-моему, весь мир знает адрес этой комнаты: Б. Садовая, д. 10, кв. 50; неужели он неведом О. Михайлову?
Цитата: «Организуются и сгорают предприятия, вроде того Лито, в которое поступил Булгаков» (66). Ничего себе «предприятие» – Литературный отдел Главного политико-просветительного комитета (Главполитпросвета) при Народном комиссариате просвещения (Наркомпросе)!
По мнению доброго автора, ОГПУ – «орган по охране государственной безопасности в Москве» (106). Ну а в Ленинграде, интересно, как называлась тайная полиция? А, например, в Омске?
Цитата: «…герои, умолкнувшие на полпути, в газете “Россия”…» (132). Про стиль говорить больше не в состоянии – но «Россией» назывался журнал.
«Словцо “фернанпипсы” пережило и самого Волошина, и Булгакова» (134). Не стану вдаваться в подробности: красивые камни в Коктебеле называли фернампиксами.
Добрый автор утверждает, будто в сентябре 1926 года ГПУ решило не вмешиваться в судьбу «Дней Турбиных» (148). А как быть с поступившей 23 сентября из ОГПУ в Наркомпрос бумагой с резким протестом против мхатовского спектакля? В конфликте пришлось разбираться аж Политбюро ЦК ВКП(б)…
Говорится, что Булгаков писал «фельетоны для “Недр”» (155). Не писал. Да и странно было бы в альманахе печатать фельетоны.
А что такое «Литературная энциклопедия за 1930 год» (180)? Может, О. Михайлов думает, что ее ежегодно выпускали?
Цитата: «…романс на музыку Шуберта “derAufenthalt” – (место) пребывания, остановка» (214–215). Однако романс этот по-русски называется «Приют».
Загадочная должность: «…секретарь ЦК партии писатель А. А. Фадеев» (221). На самом деле он был секретарем Союза писателей СССР.
Прямо мистика: Булгаков-то, оказывается, «сжег все свои рукописи» (222). Что же тогда хранится в булгаковских архивах РГБ и ИРЛИ?
Ну а про мелочи, вроде оперы «Кармэн» (28), «торичеллевой пустоты» (179), «рижского вокзала» (180), «театра сатиры» (202), и говорить нечего. Ибо нет слов.
Обсуждать «концепцию» после всего этого как-то не тянет. Какая там концепция! Ну книжка… Ну с картинками… Примитивная, несамостоятельная, в меру сталинистская, слегка антисемитская – ничего оригинального. Вполне закономерно, что о «русофобах» (150) рассуждает человек, столь глубоко и всесторонне владеющий родным языком.
В какой-то момент писать «своими словами» доброму автору надоедает, и он начинает нагонять объем с помощью цитат: их там много-много, по две-три страницы каждая. Глава про «Мастера и Маргариту» уже откровенно списана – у Б. Соколова, Вс. Сахарова и прочих… Скучно.
Но одну цитату из О. Михайлова я все-таки приберег под конец – уж больно хороша: «…люди скатились до пределов человеческого падения, внешне пытаясь сохранить фиговое достоинство» (157). С этим согласен; причем примеров все больше и больше.
Каков вывод?
Несколько лет назад обращался к директору Института мировой литературы (ИМЛИ) РАН, предлагая создать группу по подготовке Научного собрания сочинений М. Булгакова. В ответном письме зам. директора ИМЛИ сообщил, что в их академическом институте специалистов по творчеству Булгакова нет. Звучит странно – однако опус доктора филологических наук, главного научного сотрудника ИМЛИ О. Михайлова заставляет в это поверить.
А внешне-то книжка как настоящая: полиграфия неплохая, переплётик добротный… Общее спасибо редактору Е. Прониной и заведующему редакцией В. Журавлеву – они заслужили благодарность не меньше, чем добрый автор. Привет и корректору Т. Дубровиной.
___________________________
Ну а теперь – про книгу хорошую. В середине августа увидел свет второй выпуск из затеянной в Российской государственной библиотеке по искусству (РГБИ) серии библиографических указателей о Булгакове – «Михаил Булгаков в периодике русского зарубежья: 1922–1940» (М.: Издательство Московского университета, 2012). Первый выпуск (где описаны публикации в театральных журналах, альманахах и сборниках 1925–2001 гг.) вышел четыре года назад.
Указатель небольшой – всего полторы сотни страниц в тонкой обложке. Но это действительно книга – стоившая немалого труда, сделанная тщательно и с толком. Не стану расписывать ее достоинства: тем, кто знаком с жанром научной библиографии, все понятно и без рекламы. Радует, что у издательства МГУ нашлась возможность выпустить это весьма полезное издание. Искренне (с корыстным интересом) желаю сотрудникам РГБИ энергии, удачи и скорейших новых результатов.
___________________________
P.S. Обнаружил в Интернете рецензию на ту же книгу О. Михайлова. Написана его коллегой, ведущим научным сотрудником ИМЛИ, доктором филологических наук Ю. Азаровым и называется «Просто о Булгакове». С самой рецензией все тоже довольно просто.
Во-первых, бросается в глаза абсолютная апологетичность. Ни единого недостатка в книге не обнаружено. Впрочем, оно и понятно: в одном отделе ведь служат, притом О. Михайлов старше по званию – негоже обижать. И Ю. Азаров провозглашает: «Несомненно, “простая и добрая книга” состоялась. Подобные книги нужны сегодня». Хотя кому нужны, почему-то не говорит.
Во-вторых, забавляет стремление рецензента дотянуть Булгакова «до положения советского гражданина и патриота». Однако о том, в какое «положение» загнали писателя при жизни многочисленные «советские граждане» во главе с главным «патриотом», хорошо известно (про это даже в рецензируемой книге кое-что есть, да и роман «Мастер и Маргарита» о многом говорит).
В-третьих, обращает на себя внимание стиль речи рецензента, местами странно напоминающий манеру самого О. Михайлова:
«Внутренняя религиозность, как и политические пристрастия Булгакова, вошли в его жизненный состав в ходе напряженной внутренней борьбы с самим собой».
«…Таких находок в книге немало, вплоть до особенно злобной эпиграммы в “хоре” обрушившегося на Булгакова рапповского молота…». «Хор молота» – правда, свежий образ?
Впрочем, истина просачивается и сквозь панегирик. Одна фраза Ю. Азарова вызвала у меня полное одобрение: «Несмотря на то, что Олег Михайлов хотел бы написать “простую и добрую книгу”, в его работе немало таких находок, которые не встречались в булгаковедении». Тонко подмечено.
